Михаил Белозеров
Дорога
мертвецов
·
Аннотация:
В Зону накануне Выброса попадает
тележурналист - Костя Сабуров. Он сталкивается с группой сталкеров, которые
идут дальше за Зону - в Дыру за самым необычным хабаром - Шаром желаний. Зона
окружена ядерными ракетами. В случае непредвиденной ситуации она должна быть
уничтожена. Вторая группа, которую ведет черный сталкер, тоже ищет пути к Шару
желаний. Военным дан приказ на запуск ракет, но Зона защищается. В Дыру
устремляются все сталкеры, в том числе и сталкеры на бронепоезде. Оказывается,
чтобы добраться до Шара желаний и попасть в Дыру, надо еще найти Сердце Дыры.
Костя Сабуров переживает такие приключения, о которых он не мог и помыслить. В
конце концов он жертвует собой ради друга, но чудесным образом остается жить и
даже узнает тайну Дыры - ежегодно в ней происходит исход всех сталкеров,
которые когда-либо погибли в Зоне и которые ежегодно идут по дороге мертвецов.
Михаил Белозеров
Дорога
мертвецов
Посвящается сталкерам клуба 'Странник'.
Глава 1. Беглец
Он даже сразу не понял, что их линчевали. Вначале обстреляли, а потом
выдернули тех, кто остался жив, и принялись избивать прикладами – с чувством, с
толком, расстановкой, словно получали удовольствие.
Он уже потом сообразил, что пост был фальшивым и что это не современные
полицейские, а из той, из прошлой войны, со значками УОА , вооруженные старыми
винтовками. Экзекуцией управлял брезгливый эсесовец с тонкими губами, а ему
помогали пожилой ефрейтор и два рядовых, вооруженные 'шмайсерами'.
Его-то ударили всего раза два, но так, что он волчком завертелся на
дороге, и только после этого бросился бежать.
– Гляди!.. Гляди!.. – кричали ему в след с удивлением, – як
заяц!..
И выстроившись вдоль дороги, стали пачками палить почем зря. Но это
только подстегивало его. Едва коснувшись земли, он совершал такой резкий бросок
в сторону, что почти летел над землей, вот-вот готовый упасть, что означало бы
конец. Но почему-то не падал. Стебли сухой травы стегали его по ногам, пальцы
кровоточили, ногти были содраны о камни, но он не замечал боли.
Вначале они стреляли лениво. Немцы даже – поверх головы, полагая, что
он не пробежит и двух десятков метров. Но те, кто стреляли прицельно, вначале
удивились, а потом их охватил азарт, потому что беглец словно чувствовал их. В
тот момент, когда они нажимали на курок, – совершал такой неимоверный зигзаг,
что пули ложились в метре от него. Вот тогда-то они и принялись стараться вовсю
ивановскую, на пари, но только зря тратили патроны. И первый раунд он выиграл.
Тогда они спустились в поле и борзо побежали вслед. Но сразу потеряли
то преимущество, которое имели на дорожной насыпи. Кустарник и трава скрадывали
беглеца. А метко стрелять на звуки они не умели, да и пули рикошетили от веток.
Эту первую паузу, которую ему подарили, он использовал с лихвой. Не
раздумывая, бросился в колючие заросли акации. Прошел сквозь них, как слон
сквозь траву, разорвав в клочья джинсовую куртку, но всего лишь расцарапав
плечо, и, выскочив на склон крутого оврага, скатился вниз, сломав с полдюжины
молодых кленов, а затем в три прыжка преодолел стенку оврага.
Тогда-то они его и заметили, и снова принялись палить, хотя расстояние
было большое. Но в тот момент, когда беглец взобрался наверх, закричали:
– Ура!
Потому что беглец упал, и они решили, что подстрелили его. Многие из
них тоже сгоряча скатились в овраг. И только оказавшись на дне его, поняли,
какой он глубокий и какие крутые у него склоны. Те же, кто предпочли его
обежать, только потеряли драгоценное время. А когда все же добрались до того
места, где упал беглец, то там никого уже не было, как не было и следов крови.
Тогда полицаи во главе с эсесовцем развернулись в цепь и принялись
прочесывать лес по всем правилам облавы.
– Дальше Зоны все равно не уйдет! – говорили они, беззлобно
посмеиваясь.
– Куда ж ему деваться! – соглашались другие. – Все одно – Зона!
Это слово они выговаривали с оглядкой, словно речь шла о Боге, которого
нельзя было дразнить. Даже немцы, которые с презрением относились к полицаям,
при слове Зона вытягивались и щелкали каблуками.
– Шнель, шнель… – лениво командовал эсесовец, поигрывая
'вальтером' в руках. – Догоним этого молодца и шкуру спустим. Заставил,
стервец, бегать!
Его хромовые сапоги были в грязи. Ромашки оставили на бриджах желтую
пыльцу. Да и воротничок кителя взмок. А в остальном этот сухой, лощеный офицер
ничуть не изменился, словно пробежка по лесу была для него привычным делом.
К этому времени беглец миновал лес и выскочил на широкое холмистое
поле. Если лес, из которого он выбежал, был диким и заросшим – дальше некуда,
то лес по ту сторону поля, вообще, был темен и мрачен, с гниющим валежником,
ржавыми болотами без кочек и с ручьями, скрытно текущими под папоротниками.
Конечно, беглец этого не мог видеть, но ощутил, словно в нем проснулось шестое
чувство.
Он не оглянулся, хотя слышал преследователей и знал, что даже если
побежит изо всех сил, то все равно не успеет пересечь поле и скрыться в лесу.
Не рассуждая ни мгновения, он бросился по прямой к ближайшему холму. Несколько
раз он едва не упал, потому что поверхность поля была неровной и под
белесо-зеленой травой скрывались промоины и кочки. Над проплешиной холма в небо
поднимался столб горячего воздуха. Пахнуло серой, как будто в преисподней.
Беглец почти уже добежал до холма, чтобы укрыть за ним, когда полицаи
наконец появились из леса и стали стрелять.
'Бух! Бух!' – били винтовки, но как-то вяло, вразнобой. 'Шмайсеры' же
вообще почему-то молчали. И хотя беглецу снова пришлось бежать зигзагами, он невольно
оглянулся: офицер стоял поодаль ото всех и что-то втолковывал своим солдатам.
Одни немец побежал по правому флангу, второй – по левому, часть полицаев
побежала прямо, а часть осталась стоять у кромки леса и продолжала стрелять,
чтобы притормозить беглеца.
– Куда, болван, куда-а-а! – задумчиво произнес офицер, глядя, как,
петляя, улепетывает беглец, и в глазах у него промелькнуло любопытство.
– Господин капитан, может быть, подстрелить его в конце концов? –
поинтересовался ефрейтор, у которого под носом на загорелом лице белела щеточка
седых усов.
– Гоните его на проволоку! – отрезал капитан. – Где и возьмем.
– Там же мины?!
Впрочем, голос у ефрейтора был равнодушен, как у всякого профессионала,
исполняющего служебный долг.
– Ну, значит, такова судьба, – пожал плечами капитан и ступил на
поле.
Беглецу удалось миновать холм и скрыться за ним. Теперь он мчался по
прямой так, что в ушах свистел ветер, и ни разу не оглянулся, чувствуя, что его
поджимают с флангов. Он не понял задумки преследователей, а из последних сил
пытался добежать до спасительного леса.
Однако все же добежал и не только потому что очень старался, а еще и
потому что полицаи почти не стреляли, а если и стреляли, то почему-то в воздух,
и уже не бежали, а просто шли, растянувшись дугой и добродушно посмеиваясь.
Однако, не дойдя метров ста до леса, остановились и принялись кричать:
– Эй, дурень! Вертайся!
– Мины там… Мины!
– Едрить твою налево! – удивлялись они.
– Вот олух царя небесного?!
Его ждало разочарование, потому что выскочив на перепаханную полосу, он
увидел перед собой проволочный забор под напряжением, а за ним еще один,
пониже, тоже с проволокой и изоляторами. Казалось, что они даже гудели, как сто
тысяч гнезд шершней.
– А ведь уйдет… – произнес ефрейтор, не веря самому себе, и вопросительно
посмотрел на капитана.
Капитан пожевал губами, хотел высказаться насчет этих проклятых мин, а
потом скомандовал:
– Ну так чего вы стоите?! Стреляйте! Стреляйте!
– Внимание! – крикнул ефрейтор, глядя направо и налево. – Огонь на
поражение! Пли!
Как беглец это сделал, он и сам не понял. Если бы он задумался хоть на
мгновение, у него бы ничего не вышло. Со стороны это выглядело так, словно он
взлетел. На самом деле, он все же один раз коснулся самого нижнего изоляторы.
Правда, и этого оказалось более чем достаточно. В следующее мгновение он уже
находился по ту сторону первого забора, а затем второго, и скрылся в лесу.
– А ведь он наверняка побил олимпийский рекорд, – удивленно сказал
эсэсовец. – Десять метров! Даже арийцы на такое не способны!
– Так точно! – некстати отозвался ефрейтор. – Прошел два
ограждения и два минных поля!
Капитан поморщился. Он не любил проигрывать. Надо было сразу
застрелить, подумал он.
– Ну так теперь уже ничего не поделаешь. Сходить за ним в Зону,
что ли? Не может быть, чтобы он был славянином.
Беглец был так напуган, что бежал, а вернее, брел еще долго, переплыл
две протоки, заросшие кувшинками и лилиями, миновал линию столбов с обвисшими
проводами и только на твердой, сухой земле упал и силы оставили его.
Если бы он оказался посмелее и вернулся к проволочному забору, то
увидел бы, как полицаи во главе с эсесовцем погружались в ближайшую проплешину
холма: в столб горячего воздуха шагнул офицер, за ним по одному – солдаты и
полицаи, замыкал же строй ефрейтор. Напоследок ефрейтор внимательно посмотрел
на темный лес и погрозил кулаком непонятно кому. Столб горячего воздуха пропал,
отверстие само собой запечаталось, на месте его осталось лишь желтая, как на
вулкане, поверхность.
***
– Эй, паря… – кто-то потряс его за плечо.
– А… – он слабо шевельнулся.
Человек обрадовался:
– Я думал, ты мертвяк, а ты живой.
– Живой… – повторил беглец и попытался сесть, но даже не смог
разогнуться.
Страшная боль сковала его, и он схватился за живот.
– Мертвяков здесь навалом, – согласился человек, – а из живых пока
только я один.
– Больно… – простонал беглец, – больно…
– Где больно? – наклонился человек.
– В животе…
Тогда человек схватил беглеца в охапку и потащил в дом, который стоял
на опушке под сенью леса.
– На-ка, паря, выпей, – сказал он, уложив беглеца на топчан.
Беглец с трудом сделал два глотка и провалился в беспамятство. Однако
через некоторое время ему стало легче, он открыл глаза, вытянул ноги и с
облегчением вздохнул.
– Ну что, отошел? – спросил круглолицый человек и представился: – Ты
не бойся, я лесник.
– Я и не боюсь.
– Зовут меня Семеном Тимофеевичем.
– А меня, Костя Сабуров, – произнес беглец.
Он сразу поверил человеку, потому пахло в избе по-особому – свежо, а по
углам весели пучки трав. Знахарь, решил Костя.
– Ну слава богу, что не черный сталкер! Вот и познакомились, –
добродушно кивнул Семен Тимофеевич. – Давай-ка, еще выпей, но всю кружку до дна
залпом.
Был он в мягкой, клетчатой рубахе и безрукавке на меху. Типичный лесной
дед, крепкий, как дуб. Отшельник, только стриженный под армейца. На висках –
седина.
Памятуя, что первый раз помогло, Костя проглотил жидкость, похожую на
кефир, и через мгновение ему вообще стало хорошо, тяжесть и боль отступили,
хоть танцуй. Он снова провалился в странное состояние небытия, но вскоре очнулся
и даже попытался встать.
– Лежи, лежи, – предупредил Семен Тимофеевич, возясь с русской
печью, и почему-то поставил перед топчаном таз из-под рукомойника, – сейчас
тебя тошнить будет.
И действительно, не успел он произнести фразу, как Костю вырвало.
– Что это? – стонал он, качаясь над тазом.
В нем, среди сгустков крови копошились какие-то червяки. Косте
показалось, что они с удовольствием пожирали эти самые сгустки крови.
– Это твое спасение, – пояснил Семен Тимофеевич. – А теперь ложись
и спи.
– А что у меня было? – спросил Костя.
– Кровотечение, паря. Кровотечение в животе.
– А что это за червячки?
– Это все Зона. Считай, что она тебе помогла.
Зона, с теплотой подумал Костя Сабуров, не успев удивиться и принимая
происходящее как должное или как продолжение событий с немцами. Та самая.
Таинственная и загадочная. Я и не мечтал в нее попадать.
– Откуда ты такой? – спросил Семен Тимофеевич.
Сквозь наваливающийся сон, Костя пробормотал:
– Тележурналист… из Москвы… 'Рен-тиви'…
– Ишь ты? – удивился Семен Тимофеевич. – Ну спи, спи, – и укрыл
его рукодельным одеялом из разноцветных лоскутков. – Х-х-х… журналист…
'Рен-тиви'… а я думал, черный сталкер… Бывает же…
Потом он поставил вариться картошку, сходил на огород за овощами. И все
поглядывал в окно, явно кого-то ожидая.
***
Его разбудили громкие голоса и шаги.
– Ну что скажешь? – говорил кто-то уверенно, как обычно говорят
командиры крупных соединений, люди, обладающие харизмой.
– Так-к-к… чего?.. – осуждающе хмыкнул Семен Тимофеевич, – я вас
ведь третью неделю жду. – Все гляделки выглядел, – и кивнул в сторону окна.
– Не могли мы раньше. Понимаешь? Дела были, отец, дела…
– Все, – развел руками Семен Тимофеевич, – ситуация изменилась.
– Что значит, все? – спросил все тот же человек, усаживаясь на
лавку, которая тяжело заскрипела под ним.
– Я туда давеча хаживал, – словно извиняясь, вздохнул Семен
Тимофеевич, – закрылась Дыра, Калита. Закрылась.
Он так и сказал: Дыра! Костя сразу понял, что о таком говорят только с
придыханием и с заглавной буквы, и никак по-другому.
Он лежал за печкой, в закутке, за ситцевой занавеской. На ее
поверхности отражались тени нескольких высоких и плечистых людей, которые,
рассаживаясь вокруг стола, бряцали оружием, топали сапогами и громогласно
разговаривали. Травили анекдоты – в основном о хитром черном сталкере, который
выходил сухим из воды из любой ситуации. В ходу были выражения 'ложка черного
сталкера', 'знак черного сталкера', 'фляжка черного сталкера'.
– Ну что, давай тогда карту?! – предложил Калита.
– Сейчас, – отозвался Семен Тимофеевич.
– А кто у тебя здесь? – спросил кто-то и отдернул занавеску. –
'Турист'?
Костя невольно приподнялся. Вошедшие уставились на него так, словно он
был инопланетянином. В избе повисла тишина.
– Журналист, – ответил Семен Тимофеевич так, словно нашел не
человека, а щенка. – На болоте лежал.
– Я же говорю, 'турист', – бросил кто-то.
– Так это из-за тебя сегодня сыр-бор? – спросил Калита, с
любопытством глядя на Костю. – Все КПП на уши поставлены. БЛА запустили. Нам на
хвост упали. Едва ушли.
Рядом с ним на столе возвышался зеленый шлем с зеленоватым забралом. А
сам он был в мягкой броне типа 'булат'. Такую броню Костя видел всего один раз
на закрытой выставке в Туле. Было это полгода назад, тогда эта броня считалась
экспериментальной. Теперь она будто бы пошла в войска. Остальные были одеты кто
во что: двое – в кевлар, усиленный стальными пластинами, один – в зеленый
траварон, другой – в аромидную форму, еще один – в простую армейскую
камуфляжку. И вооружение серьезное: от 'калашей' всех типов с подствольниками и
без них, до одного девятимиллиметрового 'винтореза', ручного пулемета ПКМ,
кассетного гранатомета РГ-6 и шести 'мух', небрежно сваленных в угол. А рядом с
самым здоровым – Куоркисом – стоял, прислоненный к стенке, еще один гранатомет,
но побольше – РПГ-27. У печи горой были сложены рюкзаки – с ковриками,
спальниками и накомарниками.
– Наверное, – согласился Костя и осторожно сел на топчане,
прислушиваясь к себе.
Самое удивительное заключалось в том, что тело совершенно не болело. Ну
разве что ступня правой ноги, которую он подвывихнул. А вот в голове еще
звенело. Но это от слабости. Костя невольно посмотрел, что накрыто на столе, и
облизнулся.
– Кто за тобой бегал? – шесть пар глаз вопросительно уставились на
него.
Костя хотел рассказать – что фашисты из прошлого, а потом решил, что
это дико прозвучит. Ведь такого не могло быть. Ведь если бы люди приходили из
прошлого, то такой факт был бы давно зафиксирован наукой, и все такое. А уж их
брат телевизионщик обязательно раструбил бы на весь мир. Поэтому говорить о
фашистах из прошлого нельзя было ни при каких обстоятельствах.
– Бандюги какие-нибудь из прошлого? – словно угадал Калита.
– Ну говори! Говори! – подтолкнул кто-то в бок.
– Что-то вроде этого, – смущенно пробормотал Костя.
– Нет, так парень, не пойдет, – заверил его Калита. – Иди сюда и
расскажи подробно, но без фанатизма.
Пришлось Косте сесть за стол и подробно рассказать, что с ним
произошло. Между делом он съел пару картошин и пучок сладкого лука. Такого лука
он прежде не ел. А еще смолол здоровенную краюху сытного домашнего хлеба, но
самое главное – выпил чарку водки, и его немного развезло. Концовку он только
скомкал. Не стал говорить, как через два забора перепрыгнул. А о том, что через
минные поля прошел, он даже и не догадывался. Но его с недоверием спросили:
– А через минные поля ты что, перелетел?
– Через какие поля? – удивился Костя и покраснел.
– По обе стороны заборов на расстоянии метров пятидесяти все
заминировано, – объяснили ему со сдержанной доброжелательностью.
– Я не знаю… – упавшим голосом ответил Костя, – я просто бежал, и
все.
Он с детства испытывал дискомфорт, когда взрослые ему не верили. А
когда объяснялся с любимой девушкой Ирой, вообще можно сказать, пережил шок,
потому что она не восприняла его слова всерьез. Несерьезным был Костя Сабуров
человеком. Это все признавали. Он и теперь больше всего боялся, что ему не
поверят.
– Ну, считай, что тебе повезло, – резюмировал Калита.
– Почему? – спросил Костя, вздохнув с облегчением.
– Последний раз немцы сюда забредали, знаешь когда?
– Когда? – наивно спросил Костя.
– В сорок втором!
Все засмеялись, глядя на его растерянное лицо.
– А если серьезно, если появились, то, значит, заинтересовались
Дырой. Слышь, Леонид?
– Да слышу, слышу, – отозвался Куоркис.
Костя выпучил глаза. В башке у него заклинило. Он никак не мог до конца
поверить в то, о чем они говорили. Не учили его этому никогда и нигде, к тому
же он свято верил во все теории Эйнштейна, в 'большой взрыв', энтропию и
Дарвина.
– Здесь много, кто ходит, – объяснил кто-то из бойцов, кажется,
тот, кого Калита пару раз назвал Дубасовым.
– Например, черный сталкер! – хохотнул кто-то из молодых. – А
селедка есть?
– Какая, к черту, в Зоне селедка?! Обойдешься без селедки.
– Селедка в Зоне дефицит, – сказал Семен Тимофеевич.
– А кто такой черный сталкер?
– Кто такой черный сталкер? – переспросил Калита. – Хм… Никто его
не видел, понимаешь. Говорят, он ходит по Зоне без оружия. Ничего и никого не
боится.
– А еще хитер, как бес! – подсказал молодой сталкер.
– Как теща! – хохотнул кто-то.
– А еще он вечен, – сказал Калита. – Вроде бы из новой формации
людей.
– Вот он один хабар и таскает, – сказал Дубасов. – Ему одному и
везет.
– А почему 'черный'? – спросил Костя.
– Да потому что Дыра дает такой загар.
– Так он что, в Дыру ходит?
– А куда еще?! – удивился Дубасов. – Знаешь, какой там товар?!
– А еще потому что работает исключительно на черный рынок.
– Говорят, у него дворец на Гавайях, но он любит наш климат.
– Патриот, что ли?
– Да что-то вроде этого.
– Какой, к черту, патриот?! Просто привык парень к холодному
климату, его на юга и не тянет.
– Нет, он патриот!
– Да иди ты в пень!
– А я говорю, что патриот!
– Немцы могли тебя запросто убить, могли и с собой забрать в
какой-нибудь концлагерь, – не обращая внимания на перепалку, сказал Калита.
– Запросто! – подтвердил Куоркис. – Я их знаю! Пару раз
сталкивались.
– Кстати, будешь писать, не забудь, что меня зовут Калитин Андрей
Павлович. Старший механик Чернобыльской АЭС.
– Это ж было черти когда! – вырвалось у Кости.
– Не так уж и давно, – сдержано ответил Калита. – Но с тех пор вот
маюсь.
– Да мы все маемся, – засмеялись сидящие за столом.
Была в их словах какая-то грустинка. И даже не грустинка, а покорность
перед обстоятельствами. Только Костя Сабуров ничего не понял. Не было у него
опыта по этой части.
– А ты думаешь, почему мы все такие молодые? – спросил вертолетчик
Сергей Чачич, единственный старше всех, кроме Семена Тимофеевича. – Мы старые!
Это Зона нас оставила навечно молодыми.
Костя покосился на его товарищей. Были они все как на подбор, плечистые
и высокие – качки. Сытые и упитанные. Шутят, что ли? – подумал он. Точно шутят,
потому что, например, у крайнего справа то ли по фамилии, то ли по кличке
Мамыра даже юношеский румянец на щеках. И лет ему было, как и Косте, от силы
двадцать одни, не больше.
– А мы все мутанты, – шутливо сказал с противоположного края стола
Дубасов, спасатель из Изюма с обожженным лицом.
И все засмеялись – весло и беспечно, словно не сидели в самом жутком
месте на Земле – в Зоне. Так могли смеяться только бывалые люди – сталкеры.
– Не бери в голову, – посоветовал большой Куоркис, технолог
четвертой реактора, – сталкеры мы, сталкеры. А все сталкеры – братья!
– Так бы и сказали… – смущенно пробормотал Костя, списывая ра
|